спорт и здоровье

Саутгемптон Астон Вилла Ледли Кинг Марк Гонсалес Майкл Оуэн премьер-лига Великобритания Питер Крауч Тоттенхэм Ливерпуль Футбол

• О создателе. Пролог
• Болельщики
• Тренеры
• Пища
• Красноватые туманы
• Нападающие
• Каникулы
• Футболки
• Судьи
• Обычные положения
• Пенальти
• Травмы
• Нервишки
• …

***

Подбираясь к концу собственной футбольной карьеры ты замечаешь, что с каждым новеньким сезоном становишься все наиболее ворчливым. Все плохо, невзирая на то, что все очевидно наиболее чем отлично. Тем не наименее, ты ощущаешь, что как как будто старенькые времена были лучше, невзирая на то, что для тебя тогда платили меньше, ты играл на запятанных полях, тренился в наиболее нехороших критериях, у тебя была неосмотрительная прическа и ты играл в наименее симпатичном футбольном стиле.

Я незначительно не решаюсь сказать, что в наши деньки больше игроков получают травмы из-за подкатов. Я вправду не желаю утверждать, что некие игроки очень просто падают, либо весьма длительно поднимаются, либо время от времени симулируют. Я не желаю этого гласить, но я должен, поэтому что, если честно, я в это верю.

В то время когда я начинал мальцом в «Шпорах», числилось кое-чем нехорошим уйти с поля с травмой. Когда тренером был Джордж Грэм, он привнес вкупе с собой отношение бывшего тренера «Арсенала»: это клуб «с приветом», эти игроки мягковатые, их нужно ужесточить. Он брал за правило, что все травмированные игроки в денек должны провести три реабилитационные сессии. Ты приезжал сходу опосля завтрака, и уезжал уже затемно. Все, чтоб создать это время так непрезентабельным, как это лишь может быть, превратив развеселую карьеру в тоскливые часы с 9 до 5. Если ты в форме, то ты тренируешься с утра, обедаешь и едешь домой, чтоб поиграть в гольф либо поглядеть передачу на MTV. Если ты травмирован, ты стоишь у окна тренажерного зала, как Энни в доме для девченок на Хадсон Стрит, уставившись во все свои полные слез глаза на собственных друзей, которые собираются пойти поиграть.

В то время стратегия Грэма сработала. Футболисты — обыкновенные существа с ординарными мотивами. Им бы лишь дай повод повеселиться. Дайте нам понаслаждаться забавным маленьким рабочим деньком. Лишь, пожалуйста, не заставляйте меня созодать то, что кажется обыкновенной работой. Но власть современного тренера ослабела. Больше ты не можешь гласить игроку встать и продолжать работу. Сейчас подобные решения принимаются мед командой. Конкретно они указывают должен ли игрок выйти из госпиталя и когда он готов возвратиться на поле, даже если сам игрок сам может не согласен с сиим. Я лицезрел, как Роберт Хут бродил с огромным шматом кожи свисавшим со лба и кровью льющейся по носу просил физиотерапевта перевязать его, удовлетворенным таковым сценарием, невзирая на то, что смотрелся он так, будто бы был атакован акулой. Тони Пулис практически взорвался: «Вот это мой юноша. Вот это отношение.» А физиотерапевт, лишь только посмотрев на рану, покачивал головой и как и раньше имел крайнее слово о том, должен ли игрок продолжить матч. Такие особые герои сейчас не ценятся так, как ранее.

Есть игроки, которые удивительно соперничают по поводу собственных травм. «О, да, у меня была таковая, но еще ужаснее.» «О, да это лишь 2-ой степени? У меня была седьмой. Да. Они в первый раз лицезрели что-либо выше третьей.» Есть игроки, которые ощущают травмы, до этого чем они по сути травмируются. «У меня есть чувство, что что-то может случиться. Лучше поменяй меня.» До меня что-то никак не доходит. Что-то может случиться, потому ты не будешь играться? Хорошо, пусть так. Но ты все еще можешь играться. Это может случиться, и в этом случае ты итак не cможешь играться, но на данный момент ты в любом случае не играешь, так в чем все-таки разница?

В любом клубе есть один таковой игрок. Их имена и репутация известны во всех остальных клубах. В Премьер-лиге есть просто блестящий футболист, когда он в форме, который грустно известен тем, что он никогда не бывает в форме. Прогуливаются слухи, что он выбирает игры, в каких будет играться, основываясь на команде конкурента. Когда в расписании вереница легких матчей, игры, где он может произвести калоритные деяния, то его трудности с травмами испаряются. Когда конкурент посерьезнее, противнее и намного посильнее, то он опять оказывается на столе физиотерапевта.

Футбол — не игра для дилетантов. С 20 лет, в любом начале матча ты практически никогда не будешь ощущать себя на 100% здоровым. Большая часть из нас проводят 10 лет, играя на уровне здоровья около 70%. Постоянно есть к чему придраться, постоянно будут болезненные чувства. Ты продолжаешь, поэтому что можешь. Ты не остановишься, поэтому что как ты это сделаешь, кто-то иной займет твое пространство, и они могут не возвратить это пространство назад. Это не то, что мы желали бы рекламировать либо что, возможно, отлично для нашего длительного здоровья, но антивосполительные пилюли расползаются, как сладости. Физиотерапевт в пятницу спросит, кто желает ибупрофен, а в субботу перед игрой, кто желает пилюлю вольтарола либо может даже парочку. Мне они не нравятся. И никогда не нравились; от их я чувствую себя просто страшно. Но в этом я в меньшинстве. Большая часть игроков будут пить их. Я понимаю почти всех футболистов, кто воспринимал их в течение почти всех лет.

Никто не гласит о неразговорчивых глотающих пилюли героях, поэтому что это рассматривается как обычное поведение. Но все молвят о симулянтах. У нас был один таковой в «Стоке», в сезоне, когда мы были вылетели из АПЛ. В один прекрасный момент он свалился на поле в тривиальной агонии. Мы подразумевали, что у него страшный для карьеры непростой перелом. Оказалось, что у него паховое растяжение. Я добрался до раздевалки опосля окончания игры и узрел его с разрезанными шортами, как если б его извлекали из машинки опосля автокатастрофы либо готовили к ампутации. Он мог бы встать, снять шорты, добежать трусцой на месте и натянуть их назад на себя. Заместо этого он лежал там с рукою поверх лица, как человек, которого вот-вот человечно усыпят.

Несколько недель спустя у такого же игрока возникла маленькая царапинка на бедре — таковая, что заинтригует лишь только пятилетнего малыша, ну и тот помоет ее под краном, а потом залепит пластырем. Каждое утро в комнате физиотерапевта постоянно лечится по последней мере один игрок, некие игроки находятся там по поводу собственных суровых длительных травм, остальных тейпируют перед тренировкой либо разминают массажисты и хиропрактики, чтоб игроки могли выйти на еще одну сессию. Этот игрок каждое утро входил туда и просил лейкопластырь. Потом он просил физиотерапевта его приклеить. Это длилось в течение недельки, игрок совсем не прибегал к оправданиям, и у всех у нас реакция на это была кое-где меж удивлением и омерзением.

Я играл в матче Кубка Лиги меж «Ливерпулем» и «Арсеналом», где Луис Гарсия разорвал крестообразную связку. В той же игре нашего чилийского вингера Марка Гонсалеса унесли с поля с шиной на ноге, а врачи давали ему сжиженный кислород. Мы проиграли ту игру со счетом 6:3, и атмосфера в раздевалке опосля матча была темной. Мы утратили 2-ух игроков из-за травм на долгое время. Бедные ребята. Надеюсь, они могут когда-нибудь возвратиться, и опять сыграть за нас.

В пн я приехал на тренировку. 1-ое, что я услышал, что Гарсия выбыл на весь год. Последующее, что я узрел, как Гонсалес делает приседания. В спортзале. Со 100 килограммовой штангой. Я задумывался, что стал очевидцем чуда. Я прошелся туда-сюда. Он все еще делал приседания, но уже в наиболее высочайшем темпе.

«Марк. Что случилось?»

«Да, мне хорошо стукнули по ноге.»

«Но я лицезрел, как тебя уносили на носилках. С кислородной маской.»

«На данный момент уже все отлично. Ну и в воскресенье мне не пригодилось никакого исцеления. Как твои выходные?»

10 лет спустя, игроки из остальных клубов меня как и раньше спрашивают, правдой ли была та история. Она распространилась по всей Премьер-лиге с таковой скоростью, что большая часть подразумевают некое преувеличение в той либо другой форме либо работу испорченного телефона. Я был там. Я лицезрел все это своими своими очами. Все так и было. Носилки, кислород, 10 минут добавленного времени — и приседания в пн.

Просто созидать подобные сценарии, как суровые моральные недочеты — и достаточно нередко это так и есть — но время от времени речь все таки идет о ужасе. У нас был игрок в «Портсмуте», который провел огромную часть собственной карьеры в Чемпионшипе. Ему было уютно на том уровне. И вот мы начали играться в Премьер-лиге, все далее проходили в таковых соревнованиях, как Кубок Великобритании и Кубок УЕФА, и он начал смотреться испуганным. Чем серьезнее игра, тем наиболее забитым он казался. Часто состав команды на субботнюю игру будет объявлен в четверг. И если его выбирали, то как мы начинали трениться начинались шарады. Он бежал подавать угловой, а потом растягивался на поле, сжимая подколенное сухожилие. Он тряс головой, ругаясь на собственной невезение. «Да, я думаю, что я что-то потянул. Лучше мне уйти, не так ли?» А позже он входил очень далековато, проходя рядом с каждым игроком, пока мы переодевались, и находил поддержки. «Я чувствую себя плохо, что ты о этом думаешь? Я не желаю вас подводить, ребята. Наверняка, мне все таки стоит поехать, не так ли? Как вы думаете …?»

Я не мог бы себя так вести. В этом случае я бы врал сам для себя. Когда я по сути получал травму я чувствую себя довольно опустошенным и единственный мой ужас в том, что кто-то кое-где может поразмыслить, что я один из уклонистов. В один прекрасный момент на Рождество у меня была травма. Это древняя возлюбленная уловка — потянуть что-то незначимое до данной для нас обезумевшой вереницы игр, и получить шанс провести торжественный период дома со собственной семьей. Идея о том, что кто-то мог поверить, что я притворялся, повергла меня в состояние полной безнадеги. Я желал принести итог собственного МРТ на тренировку, чтоб всем это обосновать. Поглядите! Вот! Этот нечеткий белоснежный размытый кусок на другом белоснежном куске в сероватых и темных областях!

Я не был в состоянии сделать это, поэтому что я лицезрел суровые травмы большим планом, и я лицезрел, что они творят с игроками. Я был там, когда Стивен Айрленд получил сокрушающую травму левой малоберцовой кости и голени на тренировке, и это было практически так же страшно, как и грустно узнаваемый момент с Дэвидом Басстом. Фил Бардсли был самым близким к Стиви игроком, и как это случилось, он схватил себя за голову и начал в страхе орать. Никто из нас не мог на это глядеть. Всем сделалось плохо. Мы все знали, что на его месте мог бы быть хоть какой из нас. Так случилось, что это был он.

Потом ты постоянно анализируешь такие моменты, когда вся тренировочная база, кажется, притихла. У Стивена и ранее были травмы. Но он ворачивался и расстилался в суровых подкатах, пытаясь проявить себя. Тот, в каком он получил ту травму был в процентном отношении 60-на-40 против него, и это вышло в подкате против товарища по команде, которого мы называли Джонни Бразилия — Дионатана Тейшейры, словака американского происхождения, который был страшным игроком, но красивым парнем. Никто из их ничего не был в состоянии сделать в той ситуации, но это изменило карьеры их обоих.

Стивен в конце концов возвратился. Не многим игрокам это удается. Я играл вкупе с одним возрастающим профессиональным игроком, который лишь дебютировал за свою сборную, но получил травму в моменте, который смотрелся как невинный подкат на тренировке. Ничего наиболее, чем самый небольшой игрок на поле встал на его щиколотку, но он повредил связки и это привело, в конце концов, к концу его карьеру. Когда мед совет стал решать, должен ли он окончить с футболом, мы все ему соболезновали — пока он не начал звонить всем игрокам, которые были там в тот денек, пытаясь вынудить нас выступить на публике и сказать, что это был ужасное, намеренное действие другого игрока.

Было ясно, что он желал подать в трибунал на человека, который нанес ему травму. Он находил очевидцев. «Да хорошо, Краучи, это было шокирующим, не так ли? Ты же скажешь это ради меня, хорошо компаньон?» Но я не мог этого сказать, поэтому что это было не так. Это не был Кевин Мускат в борьбе с Мэтти Холмсом в 1998 году, где Мэтти подфартило, что ему не отрезали ноги. «Не беспокойся, Краучи, ему ничего не будет, клуб выложит кругленькую сумму по страховке.» Но я не мог этого создать, и я не сумел глядеть на затрагиваемого игрока таковым же образом, по-прежнему. Он постоянно был весьма уверен в собственных силах, ясно давал осознать, что ему не необходимы остальные игроки в качестве компаньонов. У него, естественно, не было компаньонов и в данной для нас кампании.

Есть и неудачливые. Харри Кьюэлл играл в любом большом конце за «Ливерпуль», попав в команду, но исполнил только частичную роль в любом из их: ушел с поля в конце Лиги чемпионов 2005 года с неувязкой отводящей мускулы; получил травму паха в конце Кубка Великобритании 2006 года; был лишь только в припасе в конце Лиги чемпионов 2007 года. Он уже не был тем игроком, каким был в «Лидсе», и так и не сумел возвратиться в былую форму. А есть и Майкл Оуэн, таковой необычный талант в свои 1-ые деньки и практически не играл на собственном пике в 2001 году, когда он практически в одиночку вырвал Кубок Великобритании у «Арсенала». Он был просто небольшим ребенком из Честера, но он был резвее, чем хоть какой игрок, которого я тогда лицезрел своими очами. Но как травмы давали о для себя знать, ему приходилось что-то внутри себя сдерживать при беге, а не на сто процентов выкладываться, поэтому что он знал, что если он включит полный газ, то что-то может порваться. Я испытывал к нему большущее сострадание, даже если эти понятия — взрывной темп, тонкие подколенные сухожилия — были мне чужды. Мои ахиллы были таковыми же сильными, как у Чистринга. Тяжело потянуть мышцу, которой по сути у тебя нет.

Слухами земля полнится, когда игрок притворяется, но также слухи распространяются, когда травма забрала у игрока его достоинства. Это не постоянно быть может видно общественности, но остальные игроки лицезреют признаки этого. Ты можешь трениться, используя свою репутацию, но ты не можешь доминировать в матчах на том же уровне. Не то чтоб это постоянно имеет значение. Игрок на 80% от того, кем он когда-то был может как и раньше превосходить всех других игроков команды. Вот почему вырождаемые таланты могут продолжать перебегать из клуба в клуб и получать договоры. Постоянно есть кто-то, кто уповает, что тень тебя былого все таки лучше, чем совершенно никакой тени.

Для тебя время от времени любопытно, как неплохим игрок мог бы быть. Я играл с Ледли Кингом в молодежной команде «Шпор», потому я понимаю, как наиболее потрясающей была бы уникальная модель Роллс Ройса посреди защитников, игравшего в Премьер-лиге в течение 10 лет и, который отправился на два Чемпионата мира со сборной собственной страны. Нас обоих изловили на том, что мы бездельничали на одной из занятий в команде возраста до 18 лет и нас позвали к тренеру, чтоб он для себя там отметил нас. Из лекции тренера было совсем ясно, что он задумывается о нас обоих.

«Ты, Ледли, ты должен себя отлично вести. Закончи бездельничать, и БУДЕШЬ играться за сборную Великобритании. Ты, Краучи … ты тоже мог бы. Да. Но ты, Ледли …»

Я был запасной частью, товарищем, которому разрешалось тусоваться вкупе, чтоб звезда была счастливой, Джонатан Уилкс для его Робби Уильямса. Меня это полностью устраивало. Я лицезрел то же, что и они. То, что в итоге я сыграл вдвое больше за сборную Великобритании, чем Ледли для меня было источником печали. Глядя на Ледли в «Шпорах», сидячим в тренажерном зале и пытающимся применять ручной-велосипед, чтоб поддерживать себя в форме в то время как все другие игроки бежали на тренировку — всякий раз это отрывало небольшой кусок от моего сердца.

На данный момент футболисты просто счастливчики. Клубы похожи на самые распрекрасные личные поликлиники. Все там обмыслено. Если у тебя болят зубы, они приведут наилучшего дантиста. Если у тебя мозоль на мизинце, то придет мастер по педикюру и мягко ее удалит. Если для тебя необходимо сканирование, то для тебя его сделают во 2-ой половине денька, и не нужно будет ожидать две недельки, как большинству людей. Ранее в любом клубе был один физиотерапевт. В клубе Премьер-лиги сейчас по три либо четыре, также три массажиста, клубный доктор, остеопат и мануальный терапевт.

Я отыскал весьма полезным наличие мастера по педикюру. При беге мои ногти скручиваются по неведомой причине, и в итоге я прикладываю огромную часть собственного веса конкретно на их. Это делает скопление твердой желтоватой отмершей кожи, которая и может звучать как фигня, но — если ты все еще со мной, а не блюешь в ведро — она может стать так болезненной, что я смогу ходить только прихрамывая. Судьба на кону и все из-за 1-го пальца ноги. Не гласи мне, что современные футболисты не лицезреют черной стороны жизни. Твои ноги — твои инструменты. И, как в моем случае, к тому же голова, но тем не наименее. Позволь мне защитить их.

Сканирование я тоже заценил, но отыскал его наиболее сложным. В один прекрасный момент мне делали компьютерную томографию, что вылилось в практически полное погружение в белоснежный пластмассовый туннель судьбы. Мне дали наушники, чтоб отвлечь меня от непрекращающихся звуковых сигналов и зеркало, чтоб я мог хоть чуть-чуть созидать что там снаружи, но моя клаустрофобия была все таки очень интенсивной. Все в порядке, если в туннель нужно выслать лишь только мою щиколотку. При всем этом сценарии можно услаждаться достаточно приятной дремотой. Но, что касается всего остального, то я предпочел бы избежать этого.

Лишь в один прекрасный момент я реально сам себя подвел. Это случилось на заре моей карьеры, когда я получил редчайшее пространство в стартовом составе первой команды, лишь чтоб мы получили 2:0 уже на ранешней стадии матча. Я растерял мяч, погнался за ним и — в ярости от собственной своей игры, и сердитый по поводу игры команды — пустился в полностью страшный подкат. Мне дали желтоватую. А должны могли быть удалить. Но с этим же фуррором это все таки и вышло: мой ахилл, и без того нездоровой, вдруг стал оправданием. Мне все таки пришлось уйти с поля. В перерыве я начал двигаться в раздевалку и помыслил: Со мной покончено. Я больше не тот футболист, за которого себя выдумаю.

Опосля матча я написал сообщение Эбби. Она произнесла мне переспать с данной для нас идеей. Она была права; к утру я ощутил себя лучше по поводу собственного грядущего, при том, что чувство стыда осталось. Команда смогла отыграться с 2:0, урвав одно очко, и позже лишь и дискуссий было о том, какой мы показали нрав. Но не я, думалось мне. Я чуток не стал игроком, которым никогда не желал быть.

Есть игроки, которые, кажется, не ощущают боли. Джон Терри играл так, как как будто его кожа была некий необычной искусственной оболочкой, насаженой поверх железного скелета. Он носит футболку с маленькими рукавами на тренировках даже в самый свирепый прохладный денек, как ребенок Джорджи, идущий на рынок Бигг. Хут смотрелся от всей души удовлетворенным, что у него не хватает половины лба.

А ведь есть игроки, которые, кажется, ощущают очень много. Их тела или наиболее чувствительны, или их разум каким-то образом является воронкой для всей боли клуба и всех черных мук мира. Харри Реднаппу так надоело, что Гарет Бэйл падает на тренировках «Шпор», что он повелел физиотерапевтам бросить его валяться на поле. Мы игрались, оббегая его, лежавшего на поле. В конце концов он тоже вставал. В сборной Великобритании конкретно Эмил Хески был наиболее чувствителен к контактам, чем кто-нибудь из его окружения. В то время его выбирали в стартовый состав, а я посиживал на лавке, что становилось вдвойне грустно. Не достаточно того, что его избрали в старт, но когда он играл, он превращал меня в некоторое подобие йо-йо. Он падал. Фабио Капелло давал мне сигнал разминаться. Я в течение 20 секунд делал упражнения и Эмил поднимался на ноги. Через 5 минут он опять падал, и я еще на 20 секунд поднимался и разминался. В конце концов, даже физиотерапевты, вздыхая, поднимаясь на ноги и ворча, подбирали свои мед сумки. Мне просто хотелось кликнуть на поле, орать на Капелло. «ДА ОН В ПОРЯДКЕ! ВЫ ЧТО, ТАК НИЧЕМУ И НЕ НАУЧИЛИСЬ?»

Исцеление продвинулось со времен магической губы. Существует такое, что я называю Подковой, кусочек сплава, который держится на руке как кастет и которым проводят вниз по икре и бедру, чтоб расслабить жестокие фасциальные ткани. Есть также и «Готовься к игре», красноватая прямоугольная коробка, заполненная льдом, которая крепится к черному компрессионному рукаву, который ты закрепляешь вокруг собственной покоробленной конечности. На данный момент они так популярны, что игроки получают их лично себе, если вдруг клуб отрешается брать таковой. Ты видишь мужчин с одной «Готовься к игре» на одной ноге, и очередной — на иной ноге, и смотрятся они, как как будто отправляются на Луну.

Ты видишь остальных игроков, сидячих на теннисных мячах либо которые вертятся туда-сюда на массажных валиках. Фактически все носят компрессионные колготки опосля игры. Не имеет значения, как могут быть шаткими научные подтверждения, стоящие за некими из этих девайсов. Если это может сработать, и если ты знаешь остальных игроков, кто клянется, что это так и есть, то ты сам это попробуешь. Я до сего времени помню Робби Фаулера с этими тонкими карими полосами для носа и я приставал к собственной маме, пока она тоже мне не купила их. Я носил их, играя в парке и бегал с выражением изумления на лице, которое, может быть, было соединено с тем, как плотно я их прикрепил, как и все другое. «Мужчины! Смотрите, как я резв! Я резвее из-за этих пластырей, не так ли?»

В истинное время мой личный победитель это то, что именуется «Хайпервольт», собственного рода массажный пистолет, который я применяю к собственной спине и ягодицам, чтоб их расслабить перед игрой. Мои товарищи по команде постоянно подкалывали меня, когда лицезрели как я использую его, и совсем справедливо: это смотрелось так, как как будто бы я тузил себя инвентарем, полученным на задворках Сохо. Но это было все, что мне необходимо для подготовки к игре, в то время как у остальных были самые сложные системы. Хут будет созодать то, что смотрелось как настоящая тренировка в тренажерном зале — хрюкающие отжимания, раскачивающиеся гири-двойники, обильное потоотделение, баланс на предметах, которые мешали трудно сохранять равновесие. В то время как я буду болтать с парой товарищей, а что-то, схожее на фаллоимитатор будет втыкаться в мои части тела.

Любому свое. Не считая того, в крайние пару лет у меня развилась астма, и клубный доктор произнес мне, что приступ может начаться в хоть какой момент. Фаллоимитатор от этого не помогал, хотя, может быть, я использую его не с того конца. Я должен применять карий ингалятор, как и все другие. По последней мере, я не Марио Балотелли, который утверждал, что у него аллергия на травку. И на тренировки. И на то, чтоб лечь пораньше.

Наши паранойи по поводу травм, наше желание оставаться на шаг впереди всех других, значит, что игроки стают привязаны к определенным физиотерапевтам и их типичным процедурам. Джонатан Вудгейт привел собственного старенького компаньона из «Лидса» в штаб сборной Великобритании, и он потом заработал для себя переход на огромные средства в «New-york Никс», команду из НБА. Ледли привел Натана, его реабилитационного парня из «Шпор», в лагерь Капелло в сборной Великобритании, что для Фабио плохо кончилось.

У Капелло были свои люди и свои странности. Один из его массажистов обычно опосля каждой процедуры обдувая тебя феном сзаду по ногам. Нам никогда не гласили, чему это может посодействовать, что создавало некие неловкие моменты, когда ты лежал нагой на массажном столе, а твои волосы на пятой точке развивались под порывами жаркого воздуха, как пшеничное поле в бурю. Мне также было доверено практиковать дыхательную технику, которая включала в себя стойку в собственной комнате с одной рукою, вытянутой в сторону, а иной придерживаясь за стенку, что я обычно и делал лишь опосля того, как ворачивался пьяненький с неплохой вечеринки. Я попробовал, но никакого эффекта не было. Тем не наименее, моя волосы на пятой точке никогда не выглядели лучше.

Ты познакомишься с некими из зазорных методов, которыми футболисты получают травмы. Дэйв Бизант, прошлый вратарь «Уимблдона», «Ньюкасла» и «Челси», уронил для себя на ногу бутылку с приправой для салата. Кевин Кайл, нападающий «Сандерленда» и сборной Шотландии, держа собственного восьмимесячного отпрыска на коленях, пробовал подогреть бутылку молока и пролил на все свои драгоценности кипящую воду и был должен сказать по телефону в поликлинику о ожогах яичек. Сэм Хендерсон, вратарь шотландского «Куин оф зе Саут», повредил плечо, когда его сбила сбежавшая с фермы отца скотина.

У меня есть и свои травмы, которые можно было бы добавить в этот перечень. В то время будучи юным парнем в «КПР», я употреблял доп выходные, чтоб посетить неких товарищей в Институте Бата. По дороге домой из школы несколькими годами ранее мы выдумали игру, частью которой был прыжок на изгородь. Можно было прыгать передом либо задом, техника деяния — вопросец личных предпочтений. Наилучшие живы изгороди были довольно плотными, чтоб выдержать твой вес и обеспечить достаточную пружинистость, чтоб ты мог хотя бы отчасти осткочить вспять. Некие вдоль Илинг Коммон были просто бомбические. От наилучших из их с правильной скоростью и углом подхода ты мог бы создать полный кувырок.

В Бате, с желудками, полными дешевеньких студенческих напитков, с головами, полными ностальгии по школьным денькам, мы опять пошли на это. Вот что я скажу о графстве, расположенном к юго-западу от Лондона: там есть совсем высококлассные живы изгороди. Илинг был неплох, но Бат — это совсем новейший уровень, реальная Мекка для энтузиастов по прыжкам в кустики. Возвратившись в форму, на абсолютном пике собственной убежденности в игре, я увидел приближающуюся красивую изгородь, ускорился и ринулся в фирменную параболу — лишь в самый крайний момент заметив большенный железный шип, торчащий в центре.

Слава Богу, моя реакция была все еще хорошей. Крутанувшись в воздухе, я каким-то образом умудрился задеть его ногой, заместо того чтоб своим туловищем на него напрыгнуть, что, наверное, уничтожило бы меня. Вроде бы то ни было, глубочайшая рана на бедре все равно зияла. Лежа на тротуаре в агонии, чувствуя, как кровь течет через джинсы, я задумывался: неуж-то все так и завершится? Вот так означает я ухожу из проф футбола, когда все лишь начиналось?

Когда я возвратился в Лондон, мне пришлось всем солгать. Собственному тренеру Джерри Фрэнсису я произнес, что спотыкнулся и свалился на журнальный столик. Я был уверен, что он мне не поверил, но был так рад собственному относительно резвому излечению, что я поклялся поменяться. В чувственном телефонном разговоре с моим товарищем в Бате, я официально объявил о окончании собственной карьеры по прыжкам на изгороди. Естественно, мне не хватало этого: недозволено просто так предназначить себя новенькому виду спорта, такому как прыжки в кустики, поднимая его на новейшие высоты смелости и мастерства и не сожалеть о том, что бросил его.

Я задумывался, что мы лишь что открыли новейший фронт в спорте, основанный больше на песчано-городском месте деяния, чем на лиственно-провинциальных городках. Мы прыгали в поезд из Илинга до Сохо, ожидали, когда все бары и рестораны начнут выкидывать мусор, а позже сосредоточивались на самой большенный куче сероватых мусорных мешков, какую лишь могли отыскать. Это был безмятежный период. Если отыщешь верный переулок, то сможешь отыскать там штабеля мусорных мешков в количестве шестнадцати либо 18-ти. В один прекрасный момент ночкой все мы прям отжигали — скорость, злость, самые инноваторские углы. Мы задумывались, что не быть может ночи лучше данной для нас — а потом один из моих товарищей принялся орать, и начал размахивать кое-чем в воздухе. «ДВАДЦАТЬ ФУНТОВ! Я НАШЕЛ ДВАДЦАТЬ ФУНТОВ!»

Он все еще орал о этом, когда из-за угла вынырнуло такси и, не заметив, врезалось прямо в него. Как в замедленной съемке, он перекувырнулся в воздухе, перевернулся над капотом и упал спиной на дорогу. Мы застыли в страхе. Шофер вышел из машинки, положив руки на голову: «Сынок, ты в порядке? Сынок?» Молчание, чудилось, продолжалось целую вечность. А позже наш компаньон поднял поначалу голову, а позже и вытянутую руку, и на его удивленном лице расплылась широкая ухмылка.

«Я меня 20 фунтов. Я красавец!»

Источник: sports.ru